От Марка | 14 глава

НАЧАЛО ПОСЛЕДНЕГО ДЕЙСТВИЯ (Мк 14:1−2)

Близилось начало последнего действия в земной жизни Иисуса. Дело в том, что праздник Пасхи и праздник опресноков — это действительно две разные вещи. Праздник Пасхи выпадал на 14 нисана, т.е. приблизительно на 14 апреля, а праздник опресноков — это были семь следующих за Пасхой дней. Пасха была великим праздником, и к ней относились также как к субботе. Праздник опресноков называли меньшим праздником. Во время него, правда, нельзя было начинать новой работы, но была разрешена такая работа, которая «была необходима в общественных интересах или для предотвращения убытков». Но день Пасхи был действительно великим праздником.

Пасха была одним из трех обязательных для всех иудеев праздников. Кроме Пасхи обязательными были

Пятидесятница и праздник Кущей. На праздник Пасхи в Иерусалим обязаны были приходить все взрослые иудеи мужского пола, жившие в радиусе 25 км от Иерусалима. Праздник Пасхи имел двойное значение.

а) Он имел историческое значение (Исх 12). Он напоминал об избавлении детей Израиля из египетского плена. Бог посылал одну за другой казни на Египет и после каждой такой казни фараон обещал отпускать народ, но потом Бог ожесточал сердце фараона, и он отказывался от данного им слова. И, наконец, настала ужасная ночь, когда ангел смерти должен был пройти по земле египетской и поразить каждого первенца в каждом доме. Израильтяне же должны были заколоть агнца и помазать пучком иссопа, обмоченным в крови агнца, перекладину и оба косяка двери каждого дома. Ангел смерти, увидев такой знак на двери, проходил мимо него, и жители дома оставались в безопасности. Прежде чем отправиться в путь, израильтяне должны были поесть жареного мяса агнца и опресноки. Вот в память об этом «прохождении» ангела мимо дома, об этом избавлении и об этой трапезе и отмечалась Пасха.

б) Пасха имела значение для земледелия. Она совпадала со сбором урожая ячменя. В этот день приносили в жертву Богу первый сноп ячменя (Лев 23:10−11). И лишь после этого возможно было продавать ячмень нового урожая в лавках и есть испеченный из него хлеб.

К Пасхе готовились тщательно и основательно. За месяц до ее наступления в синагогах начинали объяснять ее значение, а в школах каждый день учили этому детей, чтобы никто не пришел на праздник в неведении и неподготовленным; приводились в порядок дороги, ремонтировались мосты. Кроме того, делали нечто особенное. Дело в том, что людей часто хоронили у дороги. А если странник или паломник касался такого придорожного надгробного памятника, он становился нечистым, как будто он прикоснулся к мертвому телу, и не мог принять участие в празднике. И потому перед Пасхой белили все придорожные надгробные памятники и плиты, чтобы они были хорошо видны и паломники могли обойти их. Псалмы 119 — 133 называются песнями восхождения и, вполне возможно, что именно эти псалмы пели паломники, идя на праздник Пасхи и облегчая себе путь. Говорили, что они в действительности пели псалом 122 на последнем отрезке своего путешествия, поднимаясь по холму к храму.

Как мы уже видели, каждый взрослый иудей мужского пода, живший на расстоянии до 25 километров от Иерусалима, должен был прийти на праздник Пасхи, но приходило намного больше людей. Каждый иудей мечтал съесть хотя бы раз в своей жизни Пасху в Иерусалиме. И потому на Пасху в Иерусалим стекались паломники всех стран тогдашнего мира. На время Пасхи они получали бесплатно кров и пищу. Конечно, все не могли уместиться в Иерусалиме и они останавливались в близлежащих городах и деревнях, в том числе в Вифании и в Виффагии. Из истории Иосифа Флавия можно представить себе, сколько паломников вообще приходило в Иерусалим на Пасху. По его словам приблизительно в 65 г. у сирийского легата Цестия Галла были трудности с тем, чтобы убедить императора Нерона в значении иудейской религии. Чтобы произвести впечатление на Нерона, Цестий Галл попросил тогдашнего иерусалимского первосвященника произвести учет всех заколотых в одну Пасху агнцев. Их число составило по Иосифу Флавию 256:500. По закону одного агнца должны были есть минимум десять человек. Таким образом, число паломников в Иерусалиме должно было составлять около трех миллионов.

Вот здесь-то и начинались заботы иудейских властей. В период Пасхи люди были очень разгорячены. Воспоминания об избавлении из египетского плена вызывали у людей мысли и желания о новом избавлении от Рима. Националистические чувства были в то время острее, чем когда-либо. В Иерусалиме не было римских штабов и войск. Резиденция прокуратора находилась в Кесарии, и там же стояли римские воины. На время Пасхи в Иерусалим вводили особые отряды и размещали их в крепости Антония, возвышавшейся над храмом. Римляне понимали, что во время Пасхи всякое может случиться и они не хотели допустить этого. Иудейские власти также знали, что в такой взрывоопасной атмосфере арест Иисуса вполне мог вызвать мятеж. Вот почему они искали скрытых путей и возможностей арестовать Его до того, как широкие массы узнают об этом.

Последнее действие в земной жизни Иисуса разыгрывалось в городе, переполненном иудеями, собравшимися со всех концов света. Они пришли почтить событие, в результате которого их народ когда-то освободился из египетского рабства. И именно в такое время был распят на кресте посланный Богом избавитель всего человечества.

РАСТОЧИТЕЛЬНОСТЬ ЛЮБВИ (Мк 14:3−9)

Горечь этой истории тем сильнее, что в ней идет речь, можно сказать, о последнем акте доброты, проявленной к Иисусу.

Иисус находился в доме Симона прокаженного в деревне Вифании. В те времена люди кушали не сидя за столом, а возлежа на низких скамьях и опираясь на локоть левой руки; пищу они брали при этом правой рукой. Человек, подходивший к такому возлежащему, стоял высоко над ним. К Иисусу подошла женщина с алебастровым сосудом благовонного масла; был такой обычай: окропить гостя, прибывшего в дом, или садящегося за стол, несколькими каплями благовонного масла. У женщины в чаше был нард — очень дорогостоящее благовонное масло, которое получали из корня редкого растения, произрастающего в далекой Индии. Но женщина накапала на голову Иисуса не несколько капель этого драгоценного масла — она разбила сосуд и вылила Ему на голову все его содержимое. Могло быть несколько причин для того, чтобы она поступила так. Во-первых. она могла разбить сосуд, чтобы показать, что должно быть использовано все его содержимое. На востоке существовал такой обычай — если из бокала пил выдающийся гость, его разбивали, чтобы его уже больше никогда не касалась рука менее знатного человека. Может быть, у нее была именно такая мысль. Но Иисус видел нечто такое, о чем не могла подумать эта женщина. На востоке был обычай: покойника сначала купали, а потом мазали его благовониями. После этого сосуд, в котором были благовония, разбивали, а черепки укладывали вместе с покойником в гроб. Так вот, женщина как раз это и сделала, хотя и не преднамеренно. Ее действия вызвали недовольство со стороны окружающих. Такой сосуд благовонного масла стоил триста динариев, а динарий составлял дневную заработную плату наемного рабочего. Простой человек должен был работать почти год только на то, чтобы купить такой сосуд благовонного масла. Некоторым из присутствовавших это показалось безрассудным расточительством, ведь деньги можно было бы отдать бедным. Но Иисус понял их мысли и процитировал им их же Писание «Нищие всегда будут среди земли твоей» (Втор 15:11). «Вы всегда сможете помочь нищим, — сказал Иисус, — но сделать что-либо для Меня — на это у вас осталось мало времени». «Она, — сказал Он, — как бы заранее помазала тело Мое к погребению».

Этот эпизод хорошо показывает, каким делает человека любовь.

1. Иисус сказал, что женщина сделала доброе дело. В греческом языке есть два слова для передачи значения хороший: агатос означает нравственно хорошую вещь, а калос — не только хорошую, но и прекрасную, милую. Иные вещи могут быть агатос, и в то же время жесткими, суровыми, непривлекательными, а вещь калос обаятельна и мила, даже очаровательна, и, по высказыванию Иисуса, именно очаровательными были действия этой женщины. Любовь делает не только хорошие дела, любовь вдохновляет на очаровательные поступки.

2. В истинной любви всегда должно быть определенное сумасбродство, в ней не рассчитывают точно, кто меньше, кто больше, в ней не думают о том, как бы сохраняя свое лицо, дать поменьше. Дающий от любви даже все, что у него есть, считает, что дар слишком мал. В любви всегда есть безрассудство, пренебрегающее расчетом.

3. Любовь видит, что возможность совершить определенные дела может выдаться лишь однажды. Трагедия наша заключается и в том, что иногда у нас возникает острое желание сделать что-либо, но мы не делаем этого. Бывает что мы робеем, нам кажется, что это неприлично; бывает, что после здравого размышления мы избираем более благоразумный образ действия, — будь-то в самых простых делах — желание послать кому-то благодарственное письмо, выразить кому-то свою любовь или признательность, желание сделать кому-то особый дар или сказать что-нибудь хорошее. К великому сожалению такое желание часто подавляется уже в зародыше. Ведь насколько лучше был бы этот мир, если бы больше людей поступали так, как эта женщина, которая в глубине души понимала, что если она не сделает этого теперь, она не сделает этого никогда. И вот эта совершенно безрассудная, шедшая от всего сердца доброта, тронула Иисуса.

4. И опять здесь показана непоколебимая уверенность Иисуса в себе. Уже близко впереди видел Он крест Свой, но Он не думал, что это будет конец. Он верил, что благая весть облетит весь мир, а с нею — и эта история о «безрассудном» поступке женщины, действовавшей под впечатлением момента, от любящего сердца.

ПРЕДАТЕЛЬ (Мк 14:10−11)

С непревзойденным мастерством ставит Марк рядом эти два эпизода — помазание в Вифании и предательство Иуды: акт безрассудной любви и ужасную измену. Сердце наше вздрагивает всегда, когда мы думаем об Иуде. Данте, в «Божественной комедии» поместил Иуду в самом глубоком девятом круге ада, в аду холода и льда, где уготовано место не тем, кто согрешил в порыве страсти, а тем, кто холодно и расчетливо преступил закон любви Божией. Марк излагает это все так сжато, что не дает нам даже никакой возможности рассуждения. Но мы можем сказать нечто о поступке самого Иуды.

1. Им двигала алчность, жадность. У Мф 26:15 даже сказано, что Иуда пошел к властям, чтобы узнать, что они готовы заплатить, и сторговался с ними на тридцати сребрениках. Кое-что можно почерпнуть из Ин 11:57, где сказано, что власти хотели узнать, где находится

Иисус, чтобы арестовать Его. Может быть даже, что к этому времени Иисус был поставлен, по существу, вне закона и за Его голову была обещана награда, а Иуда, зная об этом, хотел уточнить размер установленной наградной суммы. Иоанн выражается совершенно ясно: он говорит, что, будучи казначеем учеников, Иуда использовал свое положение для личного обогащения, то есть крал из общей казны (Ин 12:6). Так оно могло и быть. Страсть к деньгам может стать ужасной вещью. Она может ослепить человека, лишить его честности и заставить забыть нормы приличия. Иуда слишком поздно узнал, что некоторые вещи стоят слишком много.

2. Им владела зависть и ревность. Немецкий поэт Ф. Клопшток считал, что Иуда, когда он присоединился к ученикам, был очень одарен и обладал всеми добродетелями, чтобы стать великим человеком, но что потом его начала съедать зависть и ревность к Иоанну, любимому ученику Иисуса, и что именно эта ревность толкнула Иуду на его страшное деяние. Даже в Евангелиях легко увидеть, что среди апостолов, существовали разногласия и противоречия. Другие ученики, по-видимому, смогли совладать с собой и преодолеть это, а в сердце Иуды, должно быть, сидел неудержимый и неподдающийся контролю дух ревности и зависти. Лишь немногое может так испортить жизнь самого человека и его окружающих, как ревность и зависть.

3. Им владело честолюбие. Мы неоднократно видели, что апостолы мыслили себе Царствие в чисто земных категориях и понятиях и мечтали о видном положении в нем. Должно быть, Иуда также мыслил в подобных категориях. Вполне возможно, что когда другие ученики еще продолжали верить в свою мечту. Иуда уже понял, насколько она далека от реальности, насколько ошибочной эта мечта вообще была, и как мало шансов у них было. Иуда, по всей видимости решил достичь всего желаемого на земле, и очень может быть, что любовь, которую Иуда когда-то питал к Иисусу, обратилась в ненависть. В пьесе «Генрих VIII» Шекспир вкладывает в уста Уолси следующие слова, обращенные к Томасу Кромвелю:
«Кромвель, я обвиняю тебя, отбрось честолюбие;
Сей грех привел к падению ангелов; как может человек,
Образ своего Создателя, надеяться преуспеть благодаря ему?
Меньше всего люби себя».

Ведь бывает у людей и такое самолюбие, которое пожирает любовь и честь и все хорошее в стремлении добиться вынашиваемых в сердце целей.

4. Многие люди лелеяли мысль, будто Иуда вовсе и не хотел смерти Иисуса. Можно с уверенностью утверждать, что Иуда был фанатичным националистом, видевшим в Иисусе человека, который может осуществить его, Иуды, мечты о национальной независимости и славе. Теперь же он увидел, что Иисус вполне сознательно шел навстречу Своей смерти на кресте. Поэтому, вполне возможно, что Иуда предал Иисуса в последней попытке осуществить свою мечту о национальной независимости. Он предал Иисуса в руки властей, возможно, для того, чтобы Иисус, оказавшись в руках властей. был вынужден действовать ради Своего спасения, и чтобы это действие Иисуса являлось началом той победоносной кампании, о которой мечтал он. Может быть, эта теория и подкрепляется тем фактом, что Иуда, увидев результаты своего поступка, бросил полученные им деньги к ногам иудейских властей, пошел и повесился (Мф 27:3−5). Если это действительно было так, то Иуда пережил величайшую в истории трагедию.

5. Лука и Иоанн просто говорят, что в Иуду вселился дьявол (Лк 22:3; Ин 13:27). В конечном счете, именно это и произошло. Иуда хотел, чтобы Иисус был тем, кем он хотел видеть Его, а не Тем, Кем хотел быть сам Иисус Иуда, собственно стал учеником Иисуса не затем, чтобы быть Его последователем, а чтобы побудить Иисуса воплотить в жизнь его. Иуды, честолюбивые замыслы и желания. Далекий от того, чтобы подчиниться воле

Иисуса, Иуда хотел подчинить Его своей воле, а увидев, что Иисус выбрал Свой путь, путь на Голгофу, Иуда пришел в такое негодование, что пошел и предал Его. В основе греха лежит гордыня, суть его в стремлении к независимости, корень греха — в стремлении делать то, что хотим делать мы, а не то, что хочет Бог, а именно это нужно дьяволу, сатане, нечистому злому духу. Он стоит на стороне всего, что против Бога и не склонится перед Ним. Вот этот дух и вошел в Иуду. Одна мысль об Иуде приводит нас в дрожь. Но подумаем еще раз — алчность, зависть, ревность, честолюбие, непреодолимое желание делать все по-своему — разве мы так уж отличаемся от него? Все это привело Иуду к тому, что он предал Иисуса, и эти же качества и сегодня толкают людей на путь предательства Иисуса.

ПОДГОТОВКА К ПРАЗДНИКУ (Мк 14:12−16)

Может показаться странным употребление такого слова по отношению к Иисусу, но при чтении истории последней недели прямо-таки поражает Его умение все устраивать.

Мы снова и снова видим, что Он никогда не оставлял ничего на последнюю минуту: Он загодя договорился о молодом осле, на котором Он въедет в Иерусалим. Когда ученики спросили Его, где они будут кушать Пасху, Иисус послал их найти в Иерусалиме человека с глиняным горшком воды: это был заранее условленный знак. Дело в том, что кувшины с водой обычно носили женщины, мужчины никогда не делали такой работы. Мужчина с кувшином воды на плече выделялся среди толпы в Иерусалиме так же, как скажем, мужчина с женским зонтиком в дождливый день. Иисус не откладывал и не пускал все на самотек. Он уже предвидел место для последней встречи своими учениками и указал, как найти знакомого Ему человека. В больших иудейских домах были верхние комнаты. Такие дома выглядели как поставленные один на другой большой ящик и ящик поменьше. Вот этот ящик поменьше и был верхней комнатой, и попадали в нее по наружной лестнице, минуя главную комнату. Эта верхняя комната служила кладовой, местом для спокойного уединения, для приема гостей. Но в особенности в такой комнате раввины принимали близких учеников. Иисус поступал в данном случае как все иудейские раввины.

Надо помнить, как иудеи вели счет дням. Новый день начинался в шесть часов вечера. До 6 часов пополудни был 13 нисана, день подготовки к Пасхе, а 14 нисана, собственно Пасха, начинался в 6 часов вечера. Другими словами, пятница, 14 нисана, начиналась в 6 часов вечера в четверг 13 нисана.

Какие же приготовления к празднику Пасхи делал иудей? Во-первых, обряд поисков закваски. До начала Пасхи из дома должны были быть удалены мельчайшие кусочки закваски, потому что первую Пасху в Египте (Исх 12) ели с пресным хлебом (иудейский пресный хлеб похож не на хлеб, а на испеченное на воде печенье). В Египте его испекли потому, что это было намного быстрее, чем каравай хлеба из кислого дрожжевого теста, а первую Пасху, Пасху избавления из египетского плена нужно было есть наспех, будучи наготове к дальнему пути. Кроме того, закваска, дрожжи, были символом разложения, гниения. Закваска, дрожжи — это забродившее тесто, а иудеи приравнивали брожение к разложению, и потому закваска символизировала гнилость, разложение. И в день перед наступлением Пасхи хозяин дома брал зажженную свечу и совершал обряд — обыскивал дом в поисках закваски и, прежде чем приступить к поискам, произносил такую молитву: «Благословен Ты, Иегова, наш Бог, Царь Вселенной, освятивший нас Своими заветами и завещавший нам убрать квасное».

В конце обряда поисков хозяин дома говорил: «Вся закваска, которая у меня есть, та которую я видел, и та, которую я не видел, да не будет ее, пусть считается она прахом земным». Далее, после полудня в день накануне Пасхи совершалось жертвоприношение пасхального агнца. Все собирались к храму, и каждый глава семьи участвовавший в богослужении, приносил в жертву своего собственного агнца, совершая как бы свое жертвоприношение. Иудеи считали, что вся кровь приносится в жертву Богу, потому что в их глазах кровь значила жизнь. Это был совершенно разумный взгляд на вещи, потому что, по мере того, как из раненного человека или животного истекает кровь, истекает и его жизнь. И потому каждый, принимавший участие в богослужении в храме, закалывал своего собственного агнца. Между участниками богослужения и алтарем стояли два длинных ряда священников с золотой или с серебряной чашей в руке. Когда один рассекал агнцу горло, другой собирал его кровь в один из этих сосудов и передавал его по линии, пока сосуд не достигал стоявшего в самом конце священника, который плескал кровь на алтарь. Тушу агнца после этого свежевали, снимали с него шкуру, удаляли внутренности и жир, потому что они составляли неотъемлемую часть жертвоприношения, а тушу возвращали принесшему жертву. Если приведенные Иосифом Флавием цифры более или менее правильны, а приносилось в жертву более четверти миллиона агнцев, то даже трудно представить себе сцену в храме и состояние залитого кровью алтаря. Агнца уносили домой, чтобы зажарить. Его нельзя было варить; ничто не должно было касаться его, даже стенки котла; его следовало жарить на открытом огне на вертеле из гранатового дерева. Вертел проходил через всю тушу агнца — от горла до анального отверстия. Он жарился целиком, с головой и ногами и даже с хвостом.

Сам стол был выполнен в форме квадрата с одной открытой стороной. Он был низок и гости возлежали на скамьях, опираясь на левую руку и оставляя правую руку свободной для еды. Были необходимы некоторые вещи и их должны были подготовить ученики.

1. Во-первых агнец, чтобы напомнить им, как их дома были защищены знаком крови, когда ангел смерти проходил по Египту.

2. Во-вторых, опресноки, чтобы напомнить им о хлебе, который они ели в спешке, когда уходили из рабства.

3. Чаша соленой воды, чтобы напомнить им о слезах, пролитых в Египте и о водах Красного моря, через которое они чудом прошли от опасности.

4. Набор горьких трав — хрен, цикорий, цикорий-эндивий, латук, шандра, чтобы напомнить им горечь рабства в Египте.

5. Мастика из яблок, фиников, гранатов и орехов, называвшаяся харосет, чтобы напомнить им о глине, из которой они делали кирпичи в Египте. В мастике были ветки корицы, символизировавшие солому, употреблявшуюся при изготовлении кирпичей.

6. Четыре чаши вина. Чаша была чуть больше четверти литра, причем вино и воду смешивали в пропорции 3:2. Четыре чаши, которые выпивали на определенных этапах праздника, должны были напоминать им о четырех обещаниях в Исх 6:6−7:

«Я выведу вас из-под ига Египтян,

И избавлю вас от рабства их,

И спасу вас мышцею простертою и судами великими.

И приму вас к Себе в народ и буду вам Богом».

Вот такие приготовления к Пасхе нужно было сделать. Каждая деталь праздника напоминала о великом дне избавления, когда Бог освободил народ Свой из египетского плена. И вот на этом празднике восседал в последний раз за трапезой со Своими учениками Тот, Кто освободил весь мир от греха.

ПОСЛЕДНИЙ ПРИЗЫВ ЛЮБВИ (Мк 14:17−21)

Новый день начался в шесть часов пополудни и, когда наступил пасхальный вечер, Иисус воссел к трапезе со своими двенадцатью учениками. В древнем, соблюдавшемся в течение многих веков в Египте, обряде изменилось лишь одно — тогда Пасху ели стоя (Исх 12:11). Но тогда это было признаком спешки, знаком того, что они, иудеи, были рабами, уходившими из рабства. В эпоху Иисуса Пасху, как правило, вкушали возлежа за столом — это было признаком свободного человека, имевшего свой Дом и свою страну.

Это печальный и горький отрывок. В тот момент в памяти Иисуса звучал текст: «Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту» (Ис 40:10). Эти слова не выходили у Иисуса из головы. И это указывает на некоторые важные моменты.

1. Иисус знал, что должно было произойти. Он проявил высочайшее мужество, особенно в последние дни. Ведь Иисус мог легко скрыться и избежать ареста, но Он неустрашимо шел вперед. Гомер рассказывает, что великому воину греков Ахиллу было предсказано, что он будет убит, если выйдет на свой последний бой, на что Ахилл ответил: «И, тем не менее, я намерен пойти». Отлично зная, что Его ждет впереди, Иисус шел вперед.

2. Иисус мог читать в сердце Иуды. Любопытно, что остальные ученики, по-видимому, ничего не подозревали. Если бы они знали, в какое дело впутался Иуда, они, несомненно, остановили бы его, даже силой. Это и урок нам: кое-что мы можем утаить от наших собратьев, но от Иисуса ничего скрыть нельзя. Он знаток человеческого сердца. Он знает, что такое человек.

Наши мысли открыты Твоему взгляду;
И обнажены перед Твоим взором.
Наши тайные грехи лежат в свете
Твоего чистого сочувственного взгляда.

Воистину, благословенны чистые сердцем.

3. В этом отрывке видно, как Иисус обращается к Иуде:

а) с последним призывом любви. Иисус как бы говорит: «Я знаю, что ты собираешься сделать. Разве ты и теперь не остановишься?»;

б) с последним предупреждением. Иисус заранее показывает Иуде последствия его скрытого замысла. И мы должны обратить на это особое внимание, потому что именно так Бог обращается и к нам. Он не принуждает нас. Иисус, несомненно, мог остановить Иуду. Ему стоило лишь сказать остальным одиннадцати ученикам, что Иуда задумал и уж он никогда не вышел бы живым из комнаты. И к этому сводится положение человека и человечества вообще: Бог дал нам свободу воли; Его любовь взывает к нам; Его истина предостерегает нас, но Он не принуждает. На человеке лежит ужасная ответственность — он может с презрением отвергнуть любовь Божию и игнорировать Его предостерегающий глас. В конечном счете, мы одни несем ответственность за наши грехи. В греческом мифе говорится о том, как два путника умудрились проплыть мимо скалы, на которой пели сирены. Сирены сидели на скале и пели так сладко, что заманивали мореплавателей на верную гибель. Одиссей же проплыл мимо скалы. Придумал он для этого такой трюк: он заткнул матросам уши, чтобы они не слышали пения. Себя он приказал привязать к мачте и не отвязывать, сколько бы он ни рвался, чтобы он не мог поддаться соблазну сладкого пения. Он выдержал, применив для этого самопринуждение. Вторым мореплавателем, проплывшим мимо острова сирен, был Орфей, чувствительный музыкант. Он применил другой метод. Проплывая мимо острова он пел столь сладко и нежно, что моряки, слушая его пение, даже не почувствовали сладости пения сирен. На соблазн он ответил еще более сильным призывом. Бог тоже не идет на пролом: Он не останавливает нас от греха против нашего желания. Он стремится вызвать в нас такую любовь к Себе, чтобы Его голос звучал для нас слаще и настойчивее любого голоса, могущего отвести нас от Него.

СИМВОЛ СПАСЕНИЯ (Мк 14:22−26)

Сначала разберемся в процедуре пасхального праздника, чтобы лучше понимать, что делали Иисус и Его ученики. Все происходило в таком порядке:

1. сначала пили чашу Киддуш. Киддуш значит освящение, посвящение или обособление. Этот акт выделял пасхальную трапезу из прочих обычных трапез. Глава семьи брал чашу, благословлял ее и все пили ее.

2. После этого следовало первое омовение рук. Этот обряд выполнял распорядитель праздника. Он омывал три раза руки по установленному ритуалу, который мы уже описали в гл. 7.

3. После этого брали ветку петрушки или лист салата, опускали в чашу с соленой водой и ели. Это была закуска для возбуждения аппетита перед едой, причем салат символизировал иссоп, которым в Египте мазали кровью косяки дверей, а соленая вода символизировала слезы, пролитые в Египте, и воды Красного (Чермного) моря, через которые безопасно прошел Израиль.

4. Далее шло преломление хлеба. При преломлении хлеба произносились два благословения: «Благословлен Ты, О Господи, Бог наш. Царь вселенной, рождающий (производящий) все из земли» и «Благословлен будь Ты, Отец наш небесный, дающий нам хлеб насущный днесь». На столе лежали три каравая пресного хлеба. Брали средний, преломляли его и съедали лишь небольшую часть его. Это должно было напомнить иудеям о горьком хлебе, который они ели в Египте, а преломляли хлеб в память о том, что рабы никогда не могли съесть целый каравай хлеба, а лишь краюшку. После преломления хлеба отец семейства говорил: «Это горький хлеб, который праотцы наши ели в земле египетской. Пусть каждый, кто голоден, приходит и ест. Пусть нуждающиеся приходят и проводят с нами Пасху» (Ныне при праздновании в иных землях и странах добавляется знаменитая молитва: «Ныне мы проводим его здесь, а в будущем году — в земле Израиля. Ныне мы рабы, в будущем году — свободные»).

5. Затем следовал пересказ истории избавления. Младший из присутствующих должен был спросить, почему этот день так отличается от других и для чего все это делается, после чего глава семьи и дома должен был рассказать всю историю Израиля вплоть до избавления, в память которого и праздновалась Пасха. Пасха не могла превратиться в чистый ритуал, потому что она всегда оставалась памятью о силе Божией и о Его милосердии.

6. Пели псалмы 112 и 113. Псалмы 112−117 всегда назывались Халлел — песни восхваления Бога. Все эти псалмы — псалмы восхваления — иудейский мальчик должен был запомнить одним из первых.

7. После этого выпивали вторую чашу вина. Она называлась чашей Хаггада, то есть чашей объяснения или провозглашения.

8. Все присутствующие омывали руки и готовились к трапезе.

9. Произносили молитву:

«Благословлен Ты, о Господи, Бог наш. Царь вселенной, рождающий все из земли. Благословлен Ты, о Боже, освятивший нас заповедями и позволивший нам есть опресноки».

После этого участникам давались маленькие кусочки опресноков.

10. Между кусками опресноков клали горькие травы, обмакивали все это в харосет и ели. Это называлось сои. Это было напоминание о рабстве и о кирпичах, которые когда-то заставляли делать иудеев.

11. Теперь начиналась собственно трапеза. Агнец должен был быть съеден весь. Все остатки нужно было уничтожить и не употреблять в обычной трапезе.

12. Руки омывали еще раз.

13. Съедали остатки опресноков.

14. Произносили благодарственную молитву с просьбой о пришествии Илии, вестника Мессии, после чего выпивали третью чашу вина, называвшуюся чашею благословения. Чашу эту благословляли следующими словами:

«Благословен Ты, Бог наш, Царь вселенной, создавший плод вина».

15. Пели вторую часть Псалмов Халлел — Псалмы 113−117.

16. Выпивали четвертую чашу вина и пели Пс 135, известный как великий Халлел.

17. Возносились две короткие молитвы.

«Все дела Твои будут восхвалять Тебя, о Господи, Боже наш. И святые Твои, праведники, возвещающего хвалу Твою, и весь народ Твой, дом Израиля, да восхваляют они и благословляют и славят и возвеличивают и почитают и освящают и воздают Царствие имени Твоему, Боже, Царь наш. Ибо хорошо восхвалять Тебя, и радостно петь хвалу имени Твоему, ибо Ты Бог из вечности в вечность».

«Дыхание всего живого будет восхвалять Твое имя, о Господи, Бог наш, и дух всякой плоти всегда будет восславлять и возвеличивать славу Твою, о Боже, Царь наш. Ибо из вечности в вечность Ты — Бог, и нет у нас Царя, Искупителя или Спасителя, кроме Тебя».

Так заканчивался праздник Пасхи. Если трапеза, на которой восседали Иисус и Его ученики, была Пасхой, то Иисус говорил о Себе и имел в виду Себя под пп. 13 и 14, и спев псалом, приведенный под п. 16, все поспешили на гору Елеонскую.

А теперь посмотрим, что же делал Иисус и что Он хотел запечатлеть в памяти Своих учеников. Мы неоднократно видели, что иудейские пророки прибегали к символическим, драматизированным действиям, когда они чувствовали, что слова не оказывают нужного воздействия. Так поступил, например, Ахия (3Цар 29−32), разорвав свое новое платье на двенадцать частей и отдав десять из них Иеровоаму в знак того, что десять колен изберут его царем; так поступил Иеремия, сделавший узы и ярмо и носивший их в знак грядущего рабства (Иер 27); так поступил пророк Анания, снявший ярмо с шеи Иеремии и сокрушивший его (Иер 28:10.11); так неоднократно поступал Иезекииль (Иез 4:1−8; Иез 5:1−4). Они понимали, что слова могут скоро забыться, а действия запечатляются в умах.

Так же поступил Иисус, соединив это драматизированное действие с древним праздником Своего народа, чтобы еще сильнее запечатлеть все в умах людей. Иисус сказал:

«Смотрите! Вот так, как ломается этот хлеб, так и тело мое сокрушено ради вас! Так же, как выливается эта чаша вина, так и кровь Моя пролита за вас!» Что имел Он в виду, когда говорил, что чаша символизирует Новый Завет? Слово завет типично для иудейской религии: в основе этой религии лежало положение о том, что Бог заключил завет с Израилем. Слово это значит нечто вроде соглашения, сделки, взаимоотношений. Принятие (Ветхого) старого завета описано в Исх 24:3−8, и отсюда видно, что сохранение завета в силе целиком зависело от соблюдения Израилем закона; как только нарушался закон, нарушался и завет и отношения между Богом и Его народом. Эти отношения целиком были зависимы от закона и от его соблюдения. Бог был Судией. И вследствие того, что никто не может соблюдать закон, народ Израиля никогда не выполнял свои обязательства, всегда оставался должником. А Иисус говорит здесь: «Я ввожу и скрепляю новый завет, новые отношения между Богом и человеком, и они будут основаны не на законе, а на крови, которую Я пролью». Другими словами, они будут основаны единственно и исключительно на любви. Новый завет представляет собой отношения между человеком и Богом, основанные не на законе, а на любви, то есть Иисус говорит: «То, что Я делаю, Я делаю для того, чтобы показать вам, как сильно Бог любит вас». Люди отныне живут не просто под законом Божьим. Вот главное, что говорит нам таинство причащения.

Отметим еще один пункт. В последнем предложении мы снова видим то же, что видели уже неоднократно. Иисус был уверен в двух вещах: Он знал, что должен умереть, и Он знал, что Его Царствие придет. Он был уверен в том, что Его ждет крест, но Он также был уверен в том, что Его ждет слава, потому что Он был уверен в любви Божией, а также в греховности людей, и Он знал, что, в конечном счете, любовь победит грех.

НЕСОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ ДРУЗЕЙ (Mк 14:27−31)

Поразительно, но Иисус был подготовлен ко всему. Сопротивление, непонимание, враждебность ортодоксальных иудеев, предательство одного из членов его узкого кружка, страдания и муки распятия — Он был ко всему подготовлен. Но, по-видимому, больше всего поразила и уязвила Иисуса несостоятельность Его друзей. Друзья нужны человеку больше всего тогда, когда он встречается с трудностями или стоит перед ними. Именно в такой ситуации друзья оставили Иисуса одного. Иисус испытал всю полноту физических и душевных страданий, и Он прошел через это.

Английский государственный деятель Хью Уолпал написал роман «Стойкость», главный герой которого, Питер, считает, что «важна не жизнь ваша, а смелость, которую вы в ней проявляете». Жизнь уготовила Питеру многое, и в конце, находясь на вершине жизни, он услышал голос: «Благословенны страдания, муки и мучения плоти. Благословенны все потери, неверность друзей и жертвы любви. Благословенны несостоятельность и крушения всех земных надежд трижды, благословенны печаль, муки, трудности и лишения жизни, требующие от человека смелости и мужества, потому что они делают человека». И Питер начинает молиться: «Дай мне мужество не бояться ничего, быть готовым ко всему. Любовь, дружба, успех ... — принимать их, когда они проходят, и не мучиться, если они не уготовлены мне. Сделай меня смелым. Сделай меня смелым».

Иисус в высшей степени, больше, чем кто-либо из людей, обладал такой стойкостью, способностью выносить, не сгибаясь, уготованные Ему жизнью удары, сохранять ясность и спокойствие даже тогда, когда позади были только душераздирающие разочарования, а впереди — муки. Вновь и вновь захватывает дыхание при виде Его мужества. А ведь ап. Петр даже не мог поверить, когда Иисус предсказал эту трагическую несостоятельность. В дни роялистского мятежа в Англии был взят в плен предводитель шотландских повстанцев маркиз Хантли. Ему показали на плаху и топор и предупредили, что если он не отречется от верности дому Стюартов, его тут же и немедленно казнят. На это маркиз ответил: «Вы можете снять мне голову с плеч, но вы никогда не сможете отнять мое сердце у моего короля». Это же сказал и ап. Петр в ту ночь.

Интересно проследить, что хотел сказать Иисус фразой «соблазнитесь о Мне» и извлечь из этого урок для себя. В греческом оригинале употреблен глагол скандалидзейн, производный от скандален или скандалетрон, что значит приманка в ловушке, палочка, на которую приманивается животное или зверек и которая захлопывает ловушку, когда животное становится на нее или задевает ее. И потому слово скандалидзейн приобрело значение поймать в ловушку, завлечь, обмануть или сбить с толку какой-либо хитростью или коварством. Апостол Петр был слишком уверен в себе, он забыл о тех ловушках, которые может жизнь подстроить лучшим из людей. Он забыл о том, что лучшие из людей могут ступить на скользкий путь и упасть, он забыл свою человеческую слабость и силу дьявольских искушений. Но нельзя забыть одно — сердце Петра билось в правильном ритме. Лучше Петр с пылающим любовью сердцем, даже если эта любовь оказалась где-то позорно несостоятельной, чем Иуда, с сердцем полным холодной ненависти. Пусть Петра осуждают те, кто никогда не нарушал своего обещания. Петр любил Иисуса, и даже если его любовь оказалась где-то несостоятельной, она выросла в нем вновь.

ДА БУДЕТ ВОЛЯ ТВОЯ (Мк 14:32−42)

Этот отрывок страшно читать, потому что он кажется вторжением во внутреннюю душевную борьбу Иисуса.

Оставаться дальше в верхней комнате становилось опасным. Теперь, когда власти искали Его, а Иуда готовился к предательству, в верхнюю комнату могли нагрянуть в любую минуту. Куда было пойти Иисусу: тот факт, что Иуда знал, что Его можно найти в Гефсиманском саду показывает, что Иисус часто ходил туда. В самом Иерусалиме тоже были такие сады. Город был перенаселен и существовал странный закон: священную почву города Иерусалима нельзя было осквернять удобрением для садов — навозом. Но некоторые богатые люди имели свои сады за городом, на Масличной горе, и отдыхали там. У Иисуса, должно быть, был очень богатый друг, позволивший Ему приходить в сад даже в ночное время. Отправляясь в Гефсиманский сад, Иисус жаждал с одной стороны близости людей, с другой стороны — близости Божией. «Не хорошо человеку быть одному», — сказал Бог в самом начале (Быт 1:18). Когда у нас проблемы, нам нужно, чтобы кто-то был рядом с нами; нам даже не всегда нужно, чтобы он что-нибудь сделал для нас, нам даже необязательно говорить с ним, нам нужно лишь, чтобы был рядом человек. У Иисуса в это время было такое же чувство. Странно, правда, что люди, только что утверждавшие, что они готовы умереть за Него, не могли остаться по Его просьбе бодрыми хотя бы один час. Но нельзя осуждать их, потому что напряжение и возбуждение момента отняло у них все силы. Из этого отрывка мы узнаем нечто об Иисусе.

1. Он не хотел умирать. Ему было тридцать три года, и никто не хочет умирать в свои лучшие годы. Он еще так мало сделал, и весь мир еще ждал спасения. Он знал, что такое распятие и инстинктивно содрогался при мысли об этом: Он должен был заставить Себя идти дальше, как это часто и мы делаем.

2. Иисус не совсем понимал, почему все так должно было произойти, но Он был непоколебимо уверен в том, что такова воля Божия и, что Он должен идти этим путем дальше. Иисус тоже должен был принять это на веру и пойти на величайший риск. Он должен был — как это часто вынуждены делать и мы — принять то, что не можешь понять.

3. Он подчинился воле Божией. Лева — это на арамейском языке Отец. И в этом слове заключен смысл всего происходившего. Иисус подчинился не такому Богу, который цинично посмеивается над людьми.

Английский писатель Томас Харди, рассказав о трагической судьбе своей героини, заканчивает роман «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» ужасными словами: «Председатель бессмертных закончил свою шутку с Тэсс». Для Иисуса же Бог, волю Которого Он исполнял, не был непреодолимым роком.

Но Он двигает беспомощные фигуры
По Своей шахматной доске дни и ночи,
Здесь и там Он двигает, останавливает и побивает —
И по одной снова в чулан складывает.

Для Иисуса Бог был не таким. Даже в этот ужасный час, когда Бог обратился к Нему с таким страшным требованием, Иисус обращается к Богу как к Отцу. «Велика воля Господа, Который не может причинить вреда ни мне, ни моим близким, и Который дал нам благодать и милосердие во все дни наши». Когда мы можем назвать Бога Отцом, мы можем вынести все. Иногда мы даже не сможем понять происходящего, но можем всегда быть уверены в том, что «Рука Отца никогда не заставит ребенка пролить напрасно слезу». И именно в этом был уверен Иисус, и именно поэтому Он мог идти дальше, — и мы должны поступать так же.

Обратите внимание на то, как кончается отрывок: приблизился предатель и его клика. Как реагировал на это Иисус? Нет. Он не сбежал, хотя даже сейчас, ночью, было бы несложно скрыться. Иисус решил встретить их лицом к лицу. До самого конца Иисус не сворачивал с пути

АРЕСТ (Мк 14:43−50)

Этот эпизод — подлинная драма и даже при крайней скупости слов Марка, мы ясно видим главных действующих лиц этой драмы.

1. Предателя Иуду. Он знал, что все видели и все знали Иисуса, но полагал, что при тусклом свете в саду и в ярких пятнах света фонарей среди теней деревьев, этим людям нужен особый знак, чтобы точно знать, кого нужно схватить. И поэтому Иуда избрал самый ужасный знак — поцелуй. Поцелуем обычно приветствовали раввина. Это был знак уважения и привязанности, питаемой к любимому учителю. Но здесь следует подчеркнуть один крайне неприятный момент. Иуда говорит: «Кого я поцелую, тот и есть». При этом он употребляет слово филейн, обычное и обиходное. Но когда Марк говорит о том, что Иуда подошел и поцеловал Иисуса, он употребил слово катафилейн. Ката имеет здесь усилительное значение и катафилейн значит здесь целовать как любимого.

Предательский знак был не просто формальным поцелуем почтительного приветствия — это был поцелуй любящего. Это самый мрачный и самый ужасный момент во всем Евангелии.

2. Пришедшая арестовать Иисуса толпа. Люди пришли от первосвященников, книжников и старейшин — от трех групп, составлявших синедрион. Марк указывает, таким образом, на то, что они пришли от синедриона. Даже в то время, когда Иерусалим находился под юрисдикцией Рима, синедрион имел определенные полицейские права и обязательства и соответственно свою полицейскую стражу. Вне всякого сомнения, присоединившаяся к страже толпа представляла не лучшую часть населения. Марк сумел передать взвинченность и нервозность толпы, пришедшей арестовать Иисуса. Очень даже может быть, что люди и стража пришли, готовые к кровопролитию, с натянутыми и взвинченными нервами. Насилие исходит от них, а не от Иисуса.

3. Человек, в котором теплились слабая надежда, который вынул меч и нанес один удар. Иоанн 18, 10 сообщает нам, что это был Петр. Это очень похоже на Петра и Марк, может быть, не упомянул имени его потому, что это было еще небезопасно: в общей суматохе никто не увидел, кто нанес удар, поэтому было безопаснее не записывать имени. Не хорошо поднимать меч на человека, но мы рады, что нашелся, по крайней мере, хоть один человек, готовый в такой ситуации стать с мечом за Иисуса.

4. Ученики. Их нервы совсем сдали. Они не были готовы к этому и боялись, что и им придется разделить участь Иисуса, и потому все они бежали.

5. Сам Иисус. Странно, что во всей этой суматохе только один Иисус сохранил ясность ума. Когда читаем эту сцену, складывается впечатление, что все дело направлял Он, а не стражи синедриона. Его борьба и борение в саду завершились, и теперь Он обрел спокойствие человека, знающего, что Он исполняет волю Божию.

ЮНОША (Мк 14:51−52)

Один юноша, завернувшись в покрывало, следовал за Ним; и воины схватили его. Но он, оставив покрывало, нагой убежал от них.

Это довольно интересный отрывок. На первый взгляд он кажется совершенно неуместным здесь. Кажется, будто он не добавляет ничего к сказанному, но ведь существует какая-то причина, почему он приведен здесь. Мы уже говорили во введении, что и Матфей, и Лука использовали Евангелие от Марка в качестве основы для своего варианта жизнеописания Христа, и что они включили в свои жизнеописания практически все, что приведено в Евангелии от Марка, но не эти два стиха. Может сложиться впечатление, что этот эпизод представлял интерес для Марка, но не для других. Почему же тогда этот эпизод представлял такой интерес для Марка, что он счел нужным включить его? Наиболее вероятная причина может заключаться в том, что этим юношей был сам Марк, и он, таким образом, хотел сказать:

«И я был там», не упоминая своего имени. При чтении книги Деяния святых апостолов складывается впечатление, что местом встречи и центром Иерусалимской церковной общины был дом Марии, матери Иоанна Марка (Деян 12:12). Если это так, то по крайней мере вероятно, что верхняя комната, в которой происходила Тайная вечеря, находилась в том же доме. Нельзя и представить себе более естественного места, который был бы центром церковной общины. Если мы примем это за факт, то из этого вытекают две возможности:

1. Может быть Марк действительно присутствовал на Тайней вечере. Он был еще очень молод, и, может быть, просто никто не обратил на него внимания. Но он был очарован Иисусом и, должно быть, когда все вышли в ночь, он, завернувшись лишь в простыню, выскользнул за ними. Вполне возможно, что на протяжении всего времени, проведенного Иисусом в Гефсиманском саду, Марк стоял в темноте, в тени, слушая и наблюдая. Отсюда и детальное описание сцены в Гефсиманском саду. Ведь если все ученики спали, кто мог знать о происходившей там душевной борьбе Иисуса. Может быть, единственным свидетелем всего происшедшего был Марк, тихо стоявший в темноте и с юношеским благоговением следивший за величайшим своим идеалом.

2. Из рассказа Иоанна мы знаем, что Иуда покинул Тайную вечерю еще до конца трапезы (Ин 13:30). Может быть. Он собирался привести храмовую стражу в верхнюю комнату, чтобы она могла тайно и скрыто схватить Иисуса, но придя туда, не нашел там Иисуса и учеников. Вне всякого сомнения, за этим последовали взаимные упреки и споры, шум которых разбудил Марка. Марк услышал предложение Иуды отправиться в Гефсиманский сад, чтобы попытаться схватить Иисуса там. Должно быть, Марк быстро завернулся в свою простынь и поспешил в сад, чтобы предупредить Иисуса, но пришел туда слишком поздно и в последовавшей затем суматохе едва не был арестован сам. Как бы там ни было, мы можем быть вполне уверены в том, что Марк включил эти два стиха потому, что они касались его самого: он никогда не мог забыть ту ночь. Он был слишком скромен, чтобы упомянуть свое имя и, таким образом, поставил свою подпись и сказал умеющим читать между строк: «И я был там, хотя был еще мальчиком».

Комментарий к Мк 14:53 смотрите в Мк 14:55−65.

Комментарий к Мк 14:54 смотрите в Мк 14:66−72.

СУД (Мк 14:53,55−65)

Все быстро шло к неминуемой развязке.

В то время власть синедриона была ограничена, потому что подлинными правителями были римляне. Но синедрион обладал полнотой власти в религиозных вопросах. По-видимому, он обладал даже какой-то полицейской и судебной властью. Во всяком случае, он не был компетентен выносить смертный приговор. Если описанное здесь Марком представляет собой собрание синедриона, то это должно было быть чем-то в роде совета присяжных, решающих вопрос о предании суду: то есть в его функцию входило не осуждение обвиняемого, а подготовка обвинения, на основании которого обвиняемого будут судить в римском суде. Синедрион в суде над Иисусом нарушил все свои законы. Процессуальные нормы синедриона изложены в одном из разделов Мишины. Совершенно естественно, что там изложены скорее идеальные нормы, далеко не отражающие каждодневную практику, но, даже учитывая это, нужно отметить, что рассмотрение дела в ту ночь сопровождалось целым рядом нарушений законности.

Синедрион являлся верховным судом иудеев и состоял из семидесяти одного члена. Сюда входили саддукеи (все священники были саддукеями), фарисеи и книжники, эксперты в вопросах закона и уважаемые всеми старейшины. По-видимому, все свободные места в синедрионе заполнялись через кооптацию, то есть без всяких выборов. Председательствовал на суде первосвященник. Суд заседал в форме полукруга, чтобы каждый член суда видел всех других членов. Лицом к суду сидели ученики раввинов. Они могли говорить в пользу обвиняемого, но не против него. Официальным местом заседаний синедриона был зал Гаццит, в одном из дворов храма, и лишь то решение синедриона считалось действительным, которое было вынесено там. Суд не мог заседать ночью, а также в день великого праздника. Свидетельские показания давались и брались в индивидуальном порядке и действительными признавались только те свидетельства, которые совпадали в мельчайших деталях. Каждый член синедриона должен был индивидуально высказывать свое решение, начиная с младшего и кончая старшим. Если синедрион выносил смертный приговор, то он мог быть приведен в исполнение лишь после истечения одной ночи, то есть на другой день, с тем, чтобы суд имел возможность пересмотреть свое решение и помиловать осужденного.

Мы видим, что синедрион нарушал одну за другой свои же нормы: он заседал не в своем зале, он заседал ночью. Ничего не сказано о высказанных каждым членом в отдельности решениях. Между вынесением решения и приведением в исполнение приговора прошла целая ночь. В своем стремлении убрать Иисуса иудейские власти не остановились перед тем, чтобы нарушить свои же законы. Сначала даже подставные свидетели давали разные показания. Лжесвидетели обвиняли Иисуса в том, что Он якобы говорил, что разрушит храм. Вполне возможно, что кто-то подслушал, или нечаянно услышал как Иисус говорил то, что приведено в Мк 13:2 и подло извратил это, обратив сказанное в угрозу разрушить храм. Существует предание о том, что синедриону давали массу таких показаний, которых он не хотел принимать; люди выходили один за другим и говорили: «Я был прокаженным, а Он очистил меня. Я был слеп, а Он сделал меня зрячим. Я был глухим, а Он вернул мне слух. Я был хром, а Он дал мне способность ходить. Я был парализован, а Он вернул мне силы».

Наконец первосвященник взял все дело в свои руки. Он задавал при этом те вопросы, которые закон совершенно запрещал задавать: он задавал наводящие вопросы, отвечая на которые обвиняемый мог оговорить себя. Никого нельзя было заставлять оговаривать себя, а первосвященник задал именно такой вопрос. Он открыто спросил Иисуса, Мессия ли Он. Совершенно ясно, что Иисус, понимая, что пора положить конец всему этому позорному спектаклю, не колеблясь ответил, что да, Он — Мессия. И это было основанием для обвинения в богохульстве, оскорблении Бога: синедрион добился того, чего хотел. Он мог выдвинуть обвинение, за которое полагалась смертная казнь, и потому все дико обрадовались. И мы вновь видим два великих качества Иисуса.

1. Его смелость. Он знал, что такой ответ будет стоить Ему жизни, и тем не менее, Он не колеблясь ответил так. Если бы Он отклонил это обвинение, они бы ничего не смогли с Ним сделать.

Его уверенность. Даже теперь, когда распятие стало неизбежностью. Он продолжал говорить в полной уверенности в Своей конечной победе. Вне всякого сомнения — это ужасная трагедия, видеть, что Пришедший предложить людям любовь, был лишен самой обычной справедливости и унижен грубыми и жестокими издевательствами стражей и слуг синедриона.

МУЖЕСТВО И ТРУСОСТЬ (Мк 14:54,66−72)

Иногда рассказывая эту историю, мы поступаем довольно несправедливо по отношению к Петру. Мы часто не замечаем, что до самого последнего момента Петр действовал с фантастически отчаянной смелостью. Он начал с того, что обнажил свой меч со смелостью человека, готового схватиться с целой толпой. В суматохе он ранил слугу первосвященника. Простое благоразумие должно было бы побудить его совершенно затаиться. Меньше всего можно было бы ожидать, чтобы он пошел во двор первосвященника, а ведь он именно это и сделал. Это само по себе уже было отчаянной смелостью. Другие, может быть, сбежали, а Петр держал свое слово, даже когда другие покинули Иисуса, Петр не оставил Его в беде.

Но потом в нем проявилась эта странная двойственность человеческой природы. Он сидел у огня, потому что ночь была холодной, завернувшись в свой плащ. Может быть, кто-то подбросил полено в огонь. Огонь ярко вспыхнул, и в его свете люди узнали Петра, но он отрицал какую-либо связь с Иисусом. Но — и многие забывают этот важный момент — любой благоразумный человек как можно скорее покинул бы двор первосвященника. Петр не сделал этого. Все повторилось снова: Петр снова отрицал всякую связь с Иисусом, но опять не ушел. В ответ на третий вопрос Петр вновь отрицал свою связь с Иисусом, он отрекся от Него, но не проклинал Его и не поносил Его имени.

Тут произошло нечто другое. Возможно, все обстояло так: по римскому обычаю ночь делилась на четыре стражи, с 6 часов вечера до 6 часов утра. После третьей стражи, в три часа утра, менялась стража. При смене трубил сигнал, так называемый галлициний, что в переводе с латыни означает рассвет, время, когда начинают петь петухи. Очень даже может быть, что как раз в тот момент, когда Петр в третий раз отрицал свое знакомство с Иисусом, над тихим городом раздался звук трубы, поразивший слух Петра. Он вспомнил все, и сердце его не выдержало. Но не впадайте в — заблуждение. Петр поддался искушению, которому может поддаться лишь человек необыкновенной смелости. Осторожным и ищущим безопасности людям не к лицу критиковать Петра за то, что он поддался искушению, которое их никогда и не посетило бы в подобных обстоятельствах. В жизни нежданно наступает момент, когда человек сдается, когда он больше не может нести свою ношу. У Петра он наступил теперь, но девятьсот девяносто девять человек из тысячи сдались бы намного раньше. Лучше бы люди восхищались смелостью Петра, нежели испытывали ужас перед его падением. Но надо отметить еще следующее: все это мог рассказать только один человек — сам Петр. Мы уже говорили во введении, что Евангелие от Марка написано на основе проповедей ап. Петра. Другими словами, Петр неоднократно рассказывал людям печальную повесть своего отречения. «Вот что сделал я, — должно быть, говорил он, — а изумительный Иисус никогда не переставал любить меня». Был один проповедник Браунлоу Норт. Он был человеком Божьим, но в юности он вел разгульный образ жизни. Однажды в воскресенье он читал проповедь, но прежде, чем он взошел на кафедру, ему передали письмо. Автор письма подробно излагал постыдный эпизод из жизни Браунлоу Норта, когда он еще не обратился ко Христу, и заявлял, что если Браунлоу посмеет читать проповедь, он, автор письма, встанет и публично расскажет, как он поступал когда-то. Браунлоу взял письмо с собою на кафедру, прочитал его и сказал, что все это совершенная истина. После этого он рассказал слушателям, как он получил прощение через Христа и как он обрел способность перебороть себя и свое прошлое, как он стал новым человеком через Христа. Он воспользовался своим постыдным прошлым как магнитом, чтобы обратить людей ко Христу и приблизить их к Нему. Именно так поступил Петр. Он говорил людям: «Я причинил Ему боль и потом покинул Его в беде, а Он все же любил меня и простил меня — и Он может сделать то же и с вами».

Если с должным пониманием читать этот эпизод, повесть о трусости Петра будет читаться как эпопея смелости, а повесть о позоре — как повесть о его славе.